История российского либерализма, начинается одновременно, или почти одновременно, с его историей в других европейских государствах. Либеральная тенденция отчетливо представлена в ряде государственных решений дореволюционной (до октября 1917) эпохи (см. П. 1. наст. Главы). На принципах либерализма основывались программы политических партий начала 20-го века, прежде всего, конституционных демократов ("кадеты") и "Партия 17-го октября". Теорию либерализма развивали такие авторы как Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, А. Д. Градовский, С. А. Муромцев, Н. М. Коркунов, В. И. Сергеевич, Л. И. Петражицкий, М. Я. Острогорский, С. Н. Трубецкой, П. И. Новгородцев, С. Л. Франк и другие. Целый ряд идей либерального плана обнаруживаются в творчестве П. Я. Чаадаева, А. С. Хомякова, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, В. С. Соловьева.
Следует выделить несколько типов либеральной политической философии: классический либерализм, либерализм Кейнса-Рузвельта, неолиберализм.
Одной из характерных черт классического либерализма является отчетливое понимание бесперспективности и вредности насильственного пути общественных изменений. Вновь обратимся к книге крупнейшего специалиста по истории либерализма в России В. В. Леонтовича.
"Согласно либеральному мировоззрению, - отмечал один из крупнейших специалистов по истории отечественного либерализма В. В. Леонтович (живший и работавший в вынужденной эмиграции), - исторические долиберальные государственные формы нельзя разрушать революционным переворотом, а их надо преобразовать. Либерализм знает, что насильственная революционная акция чаще всего разрушает как раз наиболее ценные элементы старого строя, не затрагивая при этом первобытной сущности любой государственной власти - т. е. силы в чистом виде, а тем самым создаются предпосылки для того, чтобы государственная власть в дальнейшем проявляла себя еще гораздо более грубо, не будучи уже ограничиваема и сдерживаема вообще ничем после отпадения даже древних традиций. Кроме того, согласно либеральному миропониманию, долгое существование государственной формы, менее совершенной, чем правовое либеральное государство, часто доказывает, что в стране или в народе еще нет нужных условий для перехода к либеральному государственному устройству и к либеральному общественному порядку, а такие условия или предпосылки, конечно же, невозможно создать насильственной акцией". [41]
Следует также учесть, что периоды насильственно-революционного слома прежних порядков открывают путь "наверх" не только искренним приверженцам нового, но и авантюристам и проходимцам. Постепенное и плавное, но неуклонное улучшение общества - одно из положений классического либерализма. Его можно было бы характеризовать как установку на прогресс "без хирургического вмешательства" (А. С. Хомяков).
Классический либерализм складывался и утверждался в Западной Европе и Северной Америке начиная с ХVII - ХVIII веков. У его истоков стояли такие мыслители как Джон Локк, Томас Гоббс, Шарль Монтескье, Иммануил Кант, Бенджамен Франклин, Жан-Жак Руссо и другие. В наши дни принято различать политический и экономический либерализм. Однако правомерно говорить и о либерализме в общем смысле - как единой социально-философской концепции, охватывающей все стороны общественной жизни.
Классический либерализм в широком смысле - учение, принимающее в качестве основного приоритета жизнь, достоинство, права и свободы личности. Это учение настаивает на таком общественном устройстве, которое способно максимально обеспечить свободу индивида.
Согласно классическому либерализму, в обществе самостоятельных и свободных людей установится острое соперничество между индивидами, но это соперничество будет не ослаблять общественное целое, а напротив, укреплять и усиливать его, обеспечивая динамичное общественное развитие. Каждый человек будет стремиться наиболее целесообразным путем реализовывать свои собственные интересы, но совокупность усилий отдельных индивидов даст в качестве итога мощный импульс для плодотворного развития общества в целом.
Классический либерализм исходит из допущения (как выяснилось позднее, в ХХ веке, - чрезмерно абстрактного, поэтому не вполне верного – см. далее), что огромное большинство людей в условиях свободы направит свою энергию не на разрушительные, а на созидательные цели, поскольку разумность человека убеждает его в том, что разрушение не в его интересах. К меньшинству, направляющему свои силы на разрушение, всегда могут быть приняты меры в соответствии с законом.
Важнейшее положение классического либерализма состоит в том, что общество в целом, в лице, прежде всего государства, не может нарушать права и свободы личности, рассматривать ее лишь в качестве средства для достижения общественных или государственных целей. Либерализм - это тенденция к ограничению вмешательства государства в частную жизнь граждан. Поэтому государство не вправе также опекать своих граждан, подобно тому, как родители опекают малолетних детей. “Правление отеческое, - писал один из основателей либерального учения И. Кант, - при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различать, что для них действительно полезно или вредно... Такое правление есть величайший деспотизм.” [42]
По отношению к личной жизни граждан, так же как и по отношению к экономической (рынку), государство классического либерализма, выступает в роли “ночного сторожа”, т. е. вмешивается только в исключительных и самых опасных случаях.
Для классического либерализма важна не только частная собственность сама по себе, а автономия частной собственности от государственной власти. Либерализм резко отрицательно относится к такому положению, когда причастность к государственной и политической власти обеспечивает выгодные позиции в присвоении собственности. Поэтому в концепциях классического либерализма предусматриваются средства к недопущению или, по меньшей мере, ограничению возможностей использования выгодных позиций в государственном управлении или в структурах политической власти для личного обогащения.
Как уже отмечалось (см. начало настоящей параграфа), либерализм в России до 1917 г. являлся течением (наряду с другими) политической теории и практики. Одним из ярких примеров государственного либерализма в дореволюционный период являются проекты и политика Екатерины II.
Советская историография усиленно насаждала образ Екатерины как лицемерной правительницы, которая на словах неизменно подчеркивала свою приверженность идеям либерализма, в то время как на деле была ярой гонительницей свободы и защитницей крепостничества. Ее либерализм, был, якобы, лишь чисто демагогической попыткой добиться симпатии и поддержки западной общественности. В пользу такого мнения обычно приводят ее отрицательное отношение к французской революции 1789 – 1795 гг, преследование Радищева за его книгу "Путешествие из Петербурга в Москву" и др.
Однако враждебность к французской революции не может быть однозначно истолкована в пользу того, что Екатерина была противницей свободы. В действительности, отрицательное отношение императрицы к французской революции было основано на том, что она видела в ней не осуществление свободы, а проявление анархической тирании и прямую дорогу к деспотическому строю. Она предсказывала перерождение революционной демократии в единоличную диктатуру. Как известно, так оно в конечном итоге и произошло: вслед за кровавым террором 1793 года, периодом хаоса и неопределенности, появился Наполеон, захвативший власть "явочным" путем и восстановивший многие прежние порядки, ужесточив режим личной власти. Отношение Екатерины к Радищеву также было более сложным, чем оно предстает в канонизированном антирусской и антироссийской идеологией варианте.
Во взглядах Екатерины и писателя было много общего. Оба выступали в пользу веротерпимости, смягчения наказаний, поддерживали принцип частной собственности, а также предусматривали освобождение крестьян, рассматривали свободу как высший идеал и безусловную ценность. Однако в книге Радищева Екатерина без труда обнаружила не только вполне оправданную критику недостатков российского общества, но и нескрываемое желание изменить все сразу и самым радикальным образом. Книга написана под влиянием того, что на современном языке называется "революционным неврозом".
Охваченному нездоровым состоянием «революционного невроза», все в «этой стране» представляется отсталым, диким, варварским, поэтому здесь все необходимо разрушить и сделать заново. В книге обнаруживается непоследовательность либерализма Радищева. Нет сомнения, что автор "Путешествия из Петербурга в Москву" находился под сильным впечатлением идей западных просветителей, которые усматривали в России не более чем воплощение отсталости и мракобесия.
Из всех крупных фигур российской истории на Западе в ту пору высоко оценивался только Петр Первый, и именно за то, что хотел разрушить и построить все заново. Книге Радищева присущ не только вполне оправданный протест против рабства, отсталости и забитости. В ней легко просматривается раздражение всем российским, всем, что не соответствует западным образцам. Все отечественное рассматривается им как ретроградное, подлежащее беспощадному разрушению. В этом смысле Радищева следует считать родоначальником той категории российских "демократов" («либералов»), которые, по словам Пушкина "воюют не с правительством, а с Россией".
Установка на радикальную переделку общества посредством разрушения всего исконного, отечественного, российского стала одной из доминант политического мышления целого ряда мыслителей. Взгляды Екатерины II были полностью противоположны данной установке.
Екатерина не могла принять идею крутой революционную ломки веками устоявшихся порядков, что лишний раз свидетельствует о либерализме ее воззрений. Наибольшее влияние на формирование ее политических взглядов оказала книга Монтескье "Дух законов". Книга эта, по собственному признанию императрицы, стала ее "молитвенником".
Правовые теории Монтескье основывались, в частности, на положении, что реформирование общества не должно идти по пути резкого разрыва с существующим порядком. Напротив, новые законы должны создаваться с целью постепенного улучшения существующего порядка и совершенствования исторически сложившихся институтов в сторону увеличения общественной свободы и расширения гражданских прав. Новые законы должны учитывать нравы и обычаи страны, а не строиться из желания радикальным образом сломать их, - пусть и из самых благих побуждений.
Власть призвана не переделывать нравы, традиции и общество в целом в соответствии с собственными проектами, а, не мешая естественному развитию, тактично и осторожно направлять его. Изречения: "Всякая вещь натурально возьмет форму ей свойственную" и "Лучшее учреждение выйдет из естества вещи" - следует считать программными для мировоззрения Екатерины. Фундаментальные положения этого мировоззрения нашли свое отражение в различных записках, документах Екатерины, прежде всего, в подготовленном ею "Наказе" для созванной по ее инициативе Законодательной Комиссии.
Разумеется, Екатерина не помышляла об отмене самодержавия. Однако, вслед за констатацией необходимости самодержавной формы правления, в "Наказе" тут же следует пункт о гражданской свободе. "Гражданская свобода - второй краеугольный камень государственного здания: ничего не следует запрещать законами, кроме того, что может принести вред отдельной личности или всему обществу". Далее в "Наказе" шли пункты о веротерпимости, о смягчении наказаний и другие. Все они характеризовались яркой либеральной направленностью.
Таким образом, по меньшей мере, начиная с эпохи Екатерины II классический либерализм завоевывал все большее число сторонников, находил свое проявление в практике государственных решений, в либеральных реформах самодержавной власти (вспомним реформы Александра Второго). И казалось бы, он должен был найти свое проявление в работе Государственных Дум и деятельности Временного правительства (февраль - октябрь 1917 г.). Однако этого не произошло: деятельность Временного правительства привела не к либерализму, а к разрушению российской государственности.
Один из вариантов объяснения этого представлен, в частности, точкой зрения В. Кожинова. "При таком безгранично вольном… "менталитете" народа само бытие России попросту невозможно, немыслимо без мощной и твердой государственной власти; власть западноевропейского типа, о коей грезили герои Февраля, для России заведомо и полностью непригодна," - отмечал Вадим Кожинов. (43).
Автор подчеркивал, что в России индивидуальная свобода понимается нередко как безграничная воля ("безгранично вольный… "менталитет"). Это связано с природными и иными факторами, - о чем уже речь шла выше.
Не будучи сдерживаемо сильной государственной властью, стремление к воле неизбежно подорвет основы общественного порядка, превратит общественную жизнь в хаос. "Воля есть прежде всего возможность жить, или пожить по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями, - писал философ эмиграции Г. П. Федотов, - Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует… в уходе из общества, на степном просторе…". Он же подчеркивал отличие российского понятия воли от европейского понятия свободы: "Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе; воля - всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо." [44]
Таким образом, следует признать, что на пути установления в России либерального общественного устройства стоят реальные трудности. Они связаны, в частности, с тем, что, для российской ментальности характерно рассмотрение свободы как воли, как ничем не ограниченного произвола. По-настоящему преодолеть эти трудности не удалось ни в 1917году, ни сегодня.
Одну из причин неудачи либерализма в 1917 году можно усмотреть в следующем. Процесс либеральных преобразований не был завершен, когда в 1914 году началась мировая война, а затем в 1917 году вспыхнула революция. Первая мировая война страшно истощила силы России. Россия не могла вынести двойной обузы глубоких и быстрых социальных преобразований и крайнего военного напряжения. Наступила глубокая психическая и духовная реакция. Все то, что в течение 150 лет достигнуто было на тяжелом, более или менее успешно пройденном пути развития России в правовое либеральное государство, сметено было революцией.
К этому следует добавить и явные ошибки и промахи тогдашних российских демократов (представленных в Думах, во Временном правительстве), представлявших процесс перехода от самодержавия к либеральному обществу схематично и упрощенно. Им, частности, представлялось, что радикальное разрушение прежних порядков, максимально широкое и быстрое предоставление гражданских и политических свобод, является единственным и достаточным условием установления демократического общества. Они недооценили опасности воцарения хаоса, неуправляемости, разлада всего государственного аппарата и народно-хозяйственного механизма страны.
Об этом ярко свидетельствует целый ряд мероприятий Временного правительства, особенно такие вопиющие (граничащие с государственной изменой) как отмена единоначалия в армии (известный приказ № 1), немедленное освобождение из тюрем всех уголовных заключенных, осужденных при "старом режиме", и многие другие. В результате, вместо желаемой демократии, в стране воцарились хаос и анархия, а само Временное правительство лишило себя практической возможности контролировать ситуацию.
Схематизм и упрощенность представлений о процессе перехода от тоталитарного общества к демократическому стали характерной чертой также и реформаторов 1990-х годов. От демократов 1917 года они переняли ошибочный тезис о том, что максимальное и в короткие сроки предоставление всему населению самых широких свобод есть единственное и достаточное условие перехода к новому обществу. Изречение "берите свободы, сколько сможете» ("сколько проглотите")" стало девизом реформаторов 1991 - 2000 гг. Этому способствовало невежество постсоветских демократов в вопросах теории либерализма, в частности, незнание его истории и непонимание многозначности понятия «либерализм».
В ХХ веке произошла серьезная трансформация понятия либерализма. В теорию классического либерализма были внесены существенные поправки и изменения. Возник новый тип, т. е исторически вторая, форма либерализма. Она связана, прежде всего, с именами английского ученого-экономиста Кейнса и президента США Ф. Д. Рузвельта. Новая форма либерализма, оставалась доминирующей теорией в странах Запада с 30-х годов по 80-е годы ХХ века.
Выдающийся президент США Ф. Д. Рузвельт (единственный президент США, избранный на четыре срока подряд), решительно отказался от ряда положений классического либерализма. Исходя из важности более значительной роли государства в регулировании экономики, т. е. отказавшись от классического тезиса о «ночном стороже», он придал экономической политике отчетливую социальную направленность. Государство взяло на себя значительную часть ответственности за благосостояние, здоровье, доступность образования и др. Благодаря провозглашенному и реализованного им новому курсу, Рузвельт вывел США, а вслед за этим и другие страны Запада, из глубочайшего кризиса 1929 – 32 гг. Собственно, только со времен Рузвельта Соединенные Штаты становятся ведущей страной Запада и приобретают колоссальное мировое влияние. Этому, несомненно, способствовала (в числе многих факторов) ставшая доминирующей либеральная теория, внесшая существенные поправки в теорию классического либерализма.
Следует отметить, период доминирования либерализма по типу Кейса – Рузвельта оказался сравнительно недолгим. С 80-х годов ХХ века на Западе восторжествовал так называемый неолиберализм, знаменовавший частичный возврат к классическому либерализму, а также совершенно новый взгляд на общество, абсолютно чуждый как классическому либерализму, так и либерализму Кейнса – Рузвельта. Последними президентами США, следовавшими заветам Рузвельта, стали Дж. Кеннеди (убитый выстрелом наемного убийцы 22 ноября 1963) и Л. Джонсон.
Со времен Р. Рейгана (1981 – 1989) неолиберализм однозначно доминирует на Западе и усиленно навязывается всему миру. С началом второго тысячелетия он все более смыкается с политикой глобализации «сверху». Однако вскоре он встречает организованное сопротивление, практически во всех ведущих капиталистических странах. К сегодняшнему дню можно констатировать, что во всем мире идет ожесточенная идейная и политическая борьба между сторонниками неолиберализма, и теми, кто ищет альтернативный ему путь развития, часто называющими себя антиглобалистами. [45].
Противники неолиберализма считают, что его теория и практика ведут человечество в тупик: возрастает разрыв между кучкой супер-богатых и остальной массой населения, сокращается рост благосостояния населения, что ведет к снижению продолжительности жизни и увеличению детской смертности, наблюдается падение среднего уровня образованности Происходит отказ от принципов демократии, а в ряде случаев неолиберализм отчетливо проявляет себя как новая форма тоталитаризма.
Российские реформы 90-х годов были проведены, к сожалению, в полном соответствии с радикальной программой неолиберализма.
Выделим ряд черт либерализма, условно названного нами «либерализмом Кейнса – Рузвельта», принципиально отличающих его как от классического либерализма, так и от современного неолиберализма, на котором основывались российские реформаторы 90-х годов и который целый ряд авторов отстаивает и сегодня.
Одна из таких черт касается проблемы взаимоотношений общества и личности. Представители либерализма Кейнса - Рузвельта отвергли постулат либералов-классиков о том, что индивидуальные интересы, получив полную свободу, автоматически удовлетворяют общий интерес. На самом деле, в любом обществе всегда найдутся значительные группы людей, которые в режиме "естественной свободы" проявляют крайний эгоизм. Такие люди, не считаясь с интересами других и общества в целом, готовы идти к личному обогащению любой ценой, вплоть до того, чтобы мостить себе дорогу кровью и человеческими трупами.
Такое поведение, поначалу характерное для относительно небольшой части населения, подобно инфекционной болезни, постепенно распространяется на все общество. В результате возникает то, что еще философ ХVII века Т. Гоббс характеризовал как «война всех против всех». Поэтому, чтобы предотвратить или остановить подобное развитие событий, с точки зрения либерализма Кейнса – Рузвельта, государство обязано, исходя из интересов всех классов и принципов гуманизма, разрабатывать и поддерживать "правила игры" в экономике и социальных отношениях, нередко – активно вмешиваться в них. Государственное законодательство, социальные и морально-нравственные нормы, этика должны стать важнейшей опорой либеральной политико-экономической системы.
Вторая черта состоит в следующем. И классический либерализм, и современный неолиберализм убеждены, что рыночная свобода и частная собственность являются достаточными условиями и гарантами демократии. По меркам же либерализма Кейнса - Рузвельта, это крайне упрощенное представление. В действительности чрезмерное возвышение экономической свободы наносит ущерб демократии, и наоборот.
По сути неолиберализм возвращается к экономическому детерминизму, характерному для общественной мысли ХVIII – ХIХ вв. Согласно экономическому детерминизму экономические отношения целиком и полностью определяют все другие общественные отношения, поэтому частная собственность и свободный рынок непременно «сами собой» сформируют и будут поддерживать политическую демократию и все другие формы демократии. В действительности абсолютная экономическая свобода открывает путь к захвату государственной власти небольшой группой супер-богатых людей, и от демократии остается, в лучшем случае, лишь ее внешняя оболочка. Поэтому либерализм по типу либерализма Кейнса – Рузвельта рассматривает экономическую свободу и демократию как самостоятельные ценности и нацелен на поиск той меры в их взаимоотношениях, которая позволила бы им сосуществовать, а не враждовать.
Неолиберализм проповедует представление, согласно которому любое государственное вмешательство, направленное на выравнивание условий жизни, на обеспечение благосостояния, здоровья, доступа к получению образования для большинства, порочно и «антилиберально.» С точки же зрения либерализма Кейнса – Рузвельта это представление является ошибочным.
Простое отстранение государства от участия в социальных взаимоотношениях отнюдь не обеспечивает "равенства возможностей", ибо в этом случае "стартовые возможности" индивидов зависят от их семейного происхождения: выходцы из богатых семей автоматически приобретают шанс получить гораздо лучшее образование, воспитание, медицинское обслуживание, не говоря уже о явных преимуществах в виде наследуемых финансов и недвижимости. По этой причине государство, стремясь обеспечить возможность для полной реализации индивидуальных способностей представителей разных классов, обязано обеспечить доступ к образованию, медицинскому обслуживанию, иным жизненно важным сферам для тех социальных слоев, которые в силу своего происхождения и материального положения не в состоянии обеспечить для себя самостоятельно "равные стартовые возможности.
Под влиянием либеральных идей Кейнса - Рузвельта произошло существенное изменение и в понятии демократии. Разумеется, важным принципом современной демократии наряду с институтом всеобщих выборов остается, принцип разделения властей: исполнительной, законодательной судебной. Этот принцип радикально отличает демократическое государственное устройство как от абсолютной монархии, так и (тем более) от тоталитарного общества, а также от всякого рода диктаторских режимов. Впрочем, принцип разделения властей относится к «азбучным» принципам демократии, поэтому не будем останавливаться на нем подробно.
Важнейшим критерием демократичности общества является обеспеченность прав меньшинства. Разумеется, демократия, поддерживающая меньшинство, не распространяется на тех, кто попирает закон и на тех, кто подстрекает других к насильственному ниспровержению демократии. В центре приоритетов современной демократии стоит защита жизни, достоинства и прав личности. Следовательно, свобода при демократических порядках предполагает уважение к свободе другого человека, недопустимость попрания его чести и достоинства.
Таким образом, теория демократии, сложившаяся к 80 –м годам ХХ века, очень далеко отстоит от понимания демократических порядков как простого "правления большинства". На первое место выдвигается защита жизни и достоинства личности от посягательств с чьей-либо стороны, в том числе, и со стороны органов государственной власти. В этом смысле демократия сближается с либерализмом, для которого уважение к личности является, как отмечалось, первоочередным приоритетом. При этом в совокупность прав личности включается и право на развитие родного национального языка и национальной культуры. И этом аспекте, право личности не может быть противопоставлено праву народа.
Следует с сожалением отметить, что вместе с отказом от либерализма кейнсианско-рузвельтовского типа и переходом к неолиберализму в первые десятилетия ХХI столетия стал все более ощущаться и отказ от выработанных в течение веков принципов демократии. Такой отказ характерен для теории и практики, как ни странно, для родины либерализма и современной демократии - стран Запада. Этот отказ мотивируется, как правило, тезисом о наступлении новой, на этот раз наконец-то «по-настоящему» светлой эры – эры глобализации.
Глобализацией, в частности, обосновывается отказ от важнейшего принципа либерализма. Он состоит, как уже отмечалось в том, что демократическое общество и демократические общественные порядки не рождаются немедленно и автоматически как простое следствие разрушения антидемократической общественной системы. Необходима длительная и упорная созидательная работа, прежде всего, по овладению людьми навыками правовой свободы, уважения к закону, а главное - выработка уважения к правам и достоинству личности, не зависимо от ее должностного и иного положения. Такие навыки не успели сложиться в России в краткий период предреволюционной демократии (1906 - 1917гг). Надо также иметь в виду, что абсолютной противоположностью авторитаризма является эгоистический анархизм. В то время как подлинная демократия предполагает значительный элемент общественной солидарности. Говоря о недавнем периоде нашей истории, с сожалением отметим, что именно тенденция к эгоистическому анархизму возобладала почти на всем постсоветском пространстве в 90-е годы.
Преодоление этой тенденции остается одной из важнейших задач российского общества. Тем не менее, приходится констатировать, что в первые десятилетия ХХI века и в мире в целом, и в странах Запада, в частности, действуют мощные силы, реализующие и поддерживающие тенденцию к эгоистическому анархизму. Прикрываясь неолиберальными фразами, эти силы сеют хаос в международных отношениях, попирают права народов и личности, любыми средствами реализуют собственные эгоистические интересы, не считаясь с интересами и правами других.
"Частная собственность является главной гарантией свободы, причем не только для тех, кто владеет этой собственностью, но и для тех, кто ею не владеет, - отмечает Ф. А. Хаейк. Лишь потому, что контроль над средствами производства распределен между многими не связанными между собой собственниками, никто не имеет над нами безраздельной власти, и мы как индивиды можем принимать решения и действовать самостоятельно. Власть надо мной мультимиллионера, живущего по соседству и, может быть, являющегося моим работодателем, гораздо меньше, чем власть маленького чиновника, за спиной которого стоит огромный аппарат насилия (государственного - В. Ш.) и от чьей прихоти зависит, где мне жить и работать." [46]. Таким образом, на вопрос, "что лучше, когда богатые имеют власть, или когда богаты лишь власть имущие?" либерализм дает однозначный ответ: лучшим, несомненно, является первый вариант.
Разумеется, имеется в виду, что богатство нажито самостоятельной хозяйственной деятельностью, а не посредством казнокрадства или использования государственной власти в целях личного обогащения, - что, как раз и подразумевает второй вариант. Но именно такие способы обогащения стали нормой в мире ХХI века. Практически повсюду усиливается поляризация общества, т. е. растет разрыв между богатыми и власть имущими, с одной стороны, и бедными, никакой власти не имеющими, – с другой.
В приведенной выше цитате Ф. А. Хайека говорится о том, что в демократическом и либеральном обществе контроль над средствами производства распределен между многими не связанными между собой собственниками. Однако действующая неолиберальная тенденция такова, что этот контроль все больше концентрируется в руках все более ограниченного круга супер-собственников.
Опасность неолиберальной экономической политики становится все более очевидной. Показательно, что даже такой ярый апологет американизма, как известный политолог З. Бжезинский, рассматривает характерную для США последних десятилетий тенденцию как крайне негативную: «величина самых высоких доходов достигла почти неприличного уровня, в то время как средняя зарплата едва возросла.» Бжезинский обращает внимание на следующие с его точки зрения негативные явления. «Возрос процент людей в возрасте до 65 лет, не имеющих страхования жизни; доля богатых в структуре доходов возросла; почти удвоился ущерб от гражданских правонарушений; процент американцев африканского происхождения, живущих за чертой бедности возрос…; возможности социального продвижения бедных понизились.» [47]
Обеспокоенность Бжезинского вызывает не ухудшение положения значительной части населения само по себе (как может показаться), а то, что отмеченные явления ухудшают имидж США на международной арене. Положительный же имидж необходим для того, чтобы обеспечить Америке, по словам Бжезинского, «роль мирового лидера». Однако сам факт признания негативных последствий неолиберальной экономики нельзя не считать показательным.
Тем не менее, немалое число теоретиков, как в России, так и на Западе считают положения теории либерализма и демократии, сложившиеся к 80-м годам ХХ века устаревшими. Они скрыто или явно переходят на позиции неолиберализма. При этом они не замечают или не хотят замечать, что фактически исповедуют ту самую установку на радикальную переделку общества и человека, на забвение всей предшествующей истории, - установку, которая характерна для антилибералов, для революционеров, для политических террористов.
Следует отметить также и все более ярко проявляющееся неуважение к личности, к ее жизни и достоинству. Даже для высших руководителей многих стран все более характерным становится также и неуважение к праву, к законности. Так президент США Дж. Буш (2000 – 2008) «прославился» изречением: «Международное право? Я не знаю, что это такое. Спросите у моего юриста».
Заметим с сожалением, что исторически для России и для стран постсоветского пространства характерен низкий уровень правосознания и правовой культуры. И в современной России он остается низким. Это относится и к руководителям, и к рядовым гражданам. В этой связи, целесообразно вспомнить, что в последние десятилетия перед 1917 годом в России постепенно, хотя и не «семимильными» шагами, возникало уважение к праву, к суду, как к той единственной инстанции, которая призвана разрешить возникающие конфликты и противоречия. Не приказ начальника, не указание вышестоящего лица, не «общественное мнение», сформированное на страницах газет, и не мнение большинства, а право, т. е. закон, осуществленный в процессе судебного разбирательства, все более становились тем критерием, который утверждался в сознании людей как единственно правомерный для разрешения конфликтных ситуаций. Против правового «нигилизма» активно выступали такие социологи и правоведы как Ковалевский, Петражицкий, Остроградский, Новгородцев и другие.
Однако для развития правосознания и для совершенствования правовой системы России было отпущено не слишком много времени. Опыта практического применения либеральных идей было еще крайне недостаточно, поэтому, например, такая, по своей сути прогрессивная и демократическая, форма судопроизводства как суд присяжных, была крайне несовершенна. Российская демократическая интеллигенция трактовала независимость суда только как независимость от власти царя. Всякое же действие, направленное против этой власти, рассматривалось положительно, как проявление «демократии». Такие воззрения имели далеко идущие последствия: они сказались самым отрицательным образом на характере деятельности дореволюционных Государственных дум, на политике Временного правительства 1917 года.
Реформы 1990-х годов прошли по лекалам неолиберализма. И лишь в первом десятилетии 2000-х в России состоялся переход внутренней и внешней политики на принципы, близкие к принципам политической философии консерватизма.
